— Куда ставить?
— В фургон, куда же еще! — сердито огрызнулся Арчибальд. — И барина своего туда пихай.
— Ща, сделаем.
Прошка закинул сундук в карету, подсадил туда же своего барина и запрыгнул следом.
— Но! Шевели копытами, тупое животное! — тряхнул юноша поводьями, и экипаж возобновил движение к порту. Когда до него оставалось всего два квартала, Арчибальд притормозил лошадей около сидевшего на обочине одноногого нищего. — Эй, убогий, заработать хочешь? — Юноша подбросил в воздух золотой и ловко поймал его на лету.
У нищего тут же выросла нога.
— Что надо делать, господин?
— Сейчас узнаешь.
Арчи спрыгнул с облучка и распахнул фургон.
— Мы на месте, господа, выгружаемся.
— Прошка, водку не забыл? — промычал купец, вываливаясь наружу.
К счастью, Арчибальд был настороже и не позволил ему шмякнуться на землю.
— Не–а, — шмыгнул носом Прошка, встряхнув сундук. Характерный звон изнутри без слов сказал о его содержимом.
— Это хррршо!
— Чего смотришь, недоросль! — прикрикнул на Прошку Арчибальд. — Держи его, видишь, падает!
Прошка подхватил свободной от сундука рукой своего хозяина за шиворот и с удивлением обнаружил, что держит его за ворот рубашки, а не шубы. Он перевел взгляд на Арчибальда. Юноша в этот момент напяливал останки бобровой шубы и малахай на нищего и сажал его на козлы.
— Держи, убогий, — плюхнул он ему в руку золотой, — и гони отсюда! Чтоб до городских ворот с ветерком, но за город выезжать не советую. В паре кварталов от выхода из города тормози, бросай карету и делай ноги.
Нищий оказался малым понятливым. Черный «воронок» загремел колесами по булыжной мостовой и вскоре скрылся за поворотом.
— А мы теперь куда? — растерянно спросил Прошка.
— На родину, мой друг, на родину. Воздух Британии отныне для вас вреден. За мной!
Оказавшись в порту, Арканарский вор повел их прямиком к скромной пристани, где швартовались обычно не солидные корабли заморских негоциантов, а мелкие рыбацкие шхуны, и сразу увидел знакомую.
— Нам туда.
Доставивший его в столицу помор с мальчонкой как раз собирался выйти в море.
— Глякось, Василек, утопленник твой идет, — расплылся он, увидев Арчибальда.
— Здравствуй, отец. Далеко путь держишь?
— Домой собираюсь. Ты мне, сынок, удачу принес. Улов хорошо продал, да и ты меня не обидел. Вон подарков жене и детишкам малым накупил.
— Пассажиров возьмешь? — кивнул юноша на Прошку, поддерживавшего не совсем адекватного купца, и вытащил из кармана кошель.
— Отчего ж не взять хороших людей? Здрав буди, Никитушка. А ты чего, малец, застыл? Как звать–то тебя?
— Прошка.
— Грузи, Прошка, своего барина. Сундучок вот сюда, на корму, ставь.
— Так вы с ним знакомы? — удивился Арчибальд.
— Знакомы, — усмехнулся помор. — Если б Никитушка глазки продрал, то и он бы меня узнал. Мы с ним в молодости как–то попали в передрягу. Три месяца безвылазно в одной берлоге зимовали.
— Федя! — Купец все–таки продрал глаза. — А ты как здесь, борода? Так, эту встречу надо обмыть!
— Это потом, потом, — заволновался Арчибальд. — До дому доплывете, там и выпьете.
— Федя, смотри! Этот орел меня с кичи снял! Так… надо отблагодарить! Прошка, сундук!
— Вот он, на корме.
— Ща!
Купец откинул крышку. Загремели бутылки, но, как выяснилось, Никиту интересовали не они.
— Во! — выдернул он из сундука куртку, сшитую из какого–то странного белого материала. — Держи, бра–телло! Ни у кого такой нет, в натуре! За базар отвечаю.
— Слушай, Никита, где ты таких слов набрался? — поинтересовался Федор.
— Да тут местная братва на киче меня с королем–батюшкой к экзамену готовила, — пояснил купец, плюхая в руки Арчи куртку.
— Ну и ну… Э! Акуртка что… неужто, из этого… как его… — Глаза Федора загорелись.
— Из этого! — подтвердил купец.
— Что это за хрень? — Арчибальд пощупал странный материал.
— Кожа! Натуральная! — пояснил Никита.
— Из зверюги одной, — добавил помор. — Вместе добыли. Я тогда, помнится, по мехам промышлял, а Никита у нас, промысловиков, их скупал. А тут приспичило ему самому на промысел сходить, ну и уговорил меня, на свою голову, с собой его взять. Вот и сходили. В такое место забрели — черт ногу сломит.
— Ну и?.. — поторопил помора Арчибальд.
— Ну Никита и сломал. Я с тех пор на всю жизнь закаялся со случайными людьми на промысел ходить. А если уж придется, то не слушать…
— Да ты сам первый предложил в то ущелье свернуть! — возмутился Никита.
— Свернуть, но не лезть же на верхотуру! И чего тебя туда понесло?
— Там обзор лучше, — сердито буркнул Никита.
— Так, господа, время поджимает, — опять заволновался Арчибальд, сообразив, что этот старый спор может затянуться надолго. — Нельзя ли короче?
— Короче, застряли мы, — вздохнул Федор, — косточки я ему сложил, шины наложил, а тут метель, стужа. Хорошо, рядом пещерка была, а в ней зверюга, в лед вмерзшая. Если б не она, плохо бы нам пришлось.
— Что за зверюга? — заинтересовался Арчибальд.
— Да кто ж ее знает? Страсть какая–то зубастая. Белая такая. В Северных Землях есть места, где ночь по полгода длится, лед никогда не тает, а зима длится вечно. А тут еще и горы. Вот в этой пещерке мы рядом со зверюшкой и обосновались. Мясо, конечно, дрянь, но нам выбирать было не из чего. А уж шкура у того зверя — жуть! Как камень. Я топором полдня махал, пока до жирового слоя добрался. Так и питались. Жир на растопку шел. Хорошо горел, на нем и мясо жарили. А Никита потом, как нога срослась, из самого нежного места этого зверя себе кусок шкуры вырубил. На память.